Ирина Винер: "Фанатизм, как и безделье, наказуемы"

После Олимпиады известный тренер по художественной гимнастике Ирина Винер решила отметить свой день рождения, которое прошло у нее аж 30 июля. Возможностью побеседовать с Винер воспользовались корреспонденты газеты "Спорт Экспресс".

Винер была моментами очень теплой. Ничего "железного" ни в голосе, ни во взгляде. Через минуту все менялось. Ирина Александровна хмурилась от невиннейшего вопроса. Прерывала, не дослушав. Звучало обещанное железо. А вскоре в комнату влетело звонкое создание – русский той-терьер. Облаял корреспондентов и лизнул в щеку хозяйку, запрыгнув на стол.

Этого хватило для возвращения тепла:
– Иди сюда, мой мальчик, моя деточка... Иди... не гавкай, не то сейчас в тюрьму пойдешь...

Пса звали Император – и в "тюрьму" ему не хотелось. Хотелось сдавленно рычать на гостей – но с лаем было покончено.

– Любите животных?

– Обожаю. В Ташкенте у нас была фантастическая кошка. Всю семью строила. Когда нежилась на коленях сына или брата, я могла час звонить в дверь, – никто не вставал. Им было неловко потревожить кошку. В Москве у меня раньше животных не было. А этого русского той-терьера на прошлый Новый год подарили Оля Капранова и Вера Сесина. Назвала Император.

– Никого, кроме вас, не признает?

– Нет, первая леди для него – мама. Я то дома не самый частый гость.

…Мы оглядывались по сторонам – комната была такая же удивительная, как ее хозяйка. Много картин, кругом живые цветы.

– У какой картины в этой комнате самая необычная судьба?

– Здесь много картин моего папы. Он всю свою жизнь художника провел с народом. Тем самым, который изображен на картинах. То в горных аулах с чабанами, то с хлопкоробами, то ехал в город Ангрен, где добывали уголь, то в Бекабад, где выплавляли сталь... И у картин такая же судьба, как у отца. У него нет ни одного портрета сына, дочери или жены.

– Все картины в этой комнате – его?

– Не все. Их же полторы тысячи. А некоторые его полотна хранят художники из Иркутска, которые любят солнце. У отца были очень добрые пейзажи.

– Какую-то картину отца, которую помните по детству, хотелось бы найти? – Угадали, есть одна картина, которая бесследно исчезла. Помню ее как сейчас. Было начало ноября, в Ташкенте только начиналась настоящая осень. Прекрасная, плодородная. Бархатный сезон. И вдруг пошел снег! В нашем дворе огромные виноградные гроздья были под белыми хлопьями. Отец вышел на улицу и написал то, что увидел. Это была необыкновенной красоты картина, но она пропала. Наверное, лежит где-то в запасниках. Мечтаю ее найти. Как и автопортрет отца. Это замечательная картина, которая показывает его внутренний мир.

– В Ташкент приезжаете?

– Раза три в год. Там живут родственники со стороны мужа, похоронены папа, бабушка с дедушкой.

– В жизни каждой женщины есть букет, который особенно хотелось бы сохранить – пусть даже в засушенном виде. Какой букет хотелось сохранить вам?

– Я очень трепетно отношусь к букетам, которые дарят дети. Мои гимнастки. Вообще, так отношусь ко всему, что они дарят. Перед Олимпиадой, на этапе Кубка мира в Иркутске, я очень торопилась. Ждала машина, нужно было мчаться в аэропорт. Не успела дать автограф одной девочке, та стояла последней в очереди. На ходу извинилась, а она подарила мне один цветочек и нерпочку, такую мягкую игрушку... И вот эта нерпочка прошла со мной все сборы, сидела со мной за главным судейским столом в Пекине. Я все время ее гладила.

– Этот подарок самый дорогой за последнее время?

– "Самый", "самый"… Ну почему – самый?! Почему вы, журналисты, всегда ищите что-то самое?

– Конечно. Как-то вы сказали, что поселились в Новогорске и Москву стараетесь объезжать стороной. Так и есть?

– Да. Бываю редко.

– Вы не из тех тренеров, которые готовы простить своим ученикам что угодно?

– Почему? Наоборот, я всегда прощаю! Стараюсь жить по законам Божьим – а по этим законам надо прощать. В душе.

– Тренеру тяжело жить по Божьим законам.

– Нет-нет, очень легко. Как раз тренеру или учителю – легко. Только если по ним живешь, все будет получаться.

– В одном интервью вы сказали о самой себе: "Я человек мягкий и добрый..."

– Раз сказала, так и есть. Хотите, и вам повторю: я очень мягкий и добрый человек. Уж какой ответ получаю на свою доброту, вопрос другой. На днях, например, отправилась в VIP-комнату ЦУМа. Одела там новую звезду нашей художественной гимнастики Женю Канаеву. Вера Ефремовна, ее первый тренер, тоже получила красивый подарок и сказала: "Ирина Александровна, ну много, много..."

– Что ответили?

– То же, что отвечаю всегда: "Хорошему человеку делаешь доброе – он становится лучше. Плохой – хуже..."

– От этих подарков получаете большее удовольствие, чем те девочки?

– Да, конечно! Поэтому их и делаю! Девочкам тоже говорю: "Я получаю от подарка большее наслаждение, чем вы…" Когда Женечка Канаева примерила эти великолепные костюмы, вечерние платья – я была на седьмом небе. Потом меня спрашивает: "Ирина Александровна, а себе?" Но в тот момент меня это вообще не интересовало. Хоть люблю магазины и хорошие вещи.

– Гимнастки цепенеют от такого масштаба?

– Нет у них ни страха, ни оцепенения. Прекрасно знают мой принцип: "заслужил – получи".

– Если спросим про самый тяжелый день в вашей жизни, раздумывать будете долго или ответите сразу?

– Опять "самый"! Как же не люблю это слово! Самого тяжелого дня не было – были препятствия, которые надо преодолевать. Вот этого хватало.

– Какое препятствие оставило большой след в душе?

– Советский Союз. Нельзя было говорить то, что думаешь и делать то, что хочешь. Вы можете представить, что для меня значит свобода, я родилась под знаком Льва. Мне не разрешали делать для Венеры Зариповой постановку на музыку из "Бони-М" – "Чингисхан". А она была яркой представительницей потомков Чингисхана. И по внешности, и по темпераменту.

– Почему запрещали?

– Потому что Чингисхан, оказывается, когда-то "Россию покорил". И таких примеров полно. Я обязана была говорить, что тренируемся три раза в неделю, хоть мы не выходили из Новогорска. Все это было для меня очень сложно. Потом на много лет стала невыездной, а великая гимнастка Венера Зарипова просто погибла как спортсмен.

– Через вашу жизнь прошло множество гимнасток. Хоть вы не любите слово "самый", но в этом случае оно уместно. Самый большой нераскрывшийся талант на вашей памяти?

– Венера Зарипова. Гениальная гимнастка. Внешность, потрясающие данные, прыжок как у Елены Исинбаевой… Выразительность – как у Алины Кабаевой. Но девочку закопали в Советском Союзе.

– Где она сейчас?

– Живет в Израиле. Через неделю приедет ко мне на праздник художественной гимнастики со своими тремя детьми. Из Венеры вышла чудесная мать. А когда-то говорили, что она чуть ли не гермафродит. Даже такое заявляли, представляете?!

– Вам нравится путь, на который после гимнастики шагнула Алина Кабаева?

– Конечно. Я ей советовала этот путь. Алина большая умница, все впитывает как губка. На первых порах ей не хватало образования, потому что постоянно тренировалась, но потом стала читать книги, которые я ей советовала. После этого некоторые ее слова люди называли "мудрыми". Алина все пропускала через себя. Самая моя послушная ученица. Канаева в этом смысле приблизительно такая же. Очень благодарная... Алина была великолепной гимнасткой – так почему бы умной девочке, талантливой, красавице не стать депутатом?

– Анатолий Тарасов советовал своим хоккеистам читать письма Михаила Чехова к брату. Что вы советовали читать Алине?

– Да она много книг прочитала! Алина девочка романтическая – читала "Консуэло". Любовные, романтические истории. Алина вообще мой клон, во всем на меня похожа. А, например, Амина Зарипова налегала на какие-то жуткие триллеры. Такие, что я даже названия эти видеть не могла.

Что касается депутатской темы, меня позабавила недавняя история. Попросила знакомую сделать портфолио для моих девочек – Соловьевой, Ермаковой и Пичужкиной. Чтоб они манекенщицами могли стать, если вдруг с гимнастикой не сложится. Все трое – просто красавицы.

– Сделали?

– Нет. Говорят: "Манекенщицами быть не хотим". "А кем хотите?" "Депутатами!" Кстати, и мне в советские времена предлагали сниматься в журнале, рекламировать меха. За мной года три бродил фотограф. Я ему твердила: "У вас столько красивых манекенщиц! Я-то вам зачем?" "Мне нужна порода", – отвечал. Как-то явился и говорит: "Это последнее предложение. Если снова откажетесь – больше не появлюсь". Решила посоветоваться с мамой. "Ты с ума сошла! – запричитала она. – Отрежут твою голову, подставят голое тело. Опозорят весь род!"

– Вам, как члену технического комитета, запрещено во время соревнований подходить к своим воспитанницам. Так?

– Слава Богу, это время заканчивается. Со следующего года я перестану быть членом техкома и уже смогу подходить. До сих пор не имела права – и это была пытка, которую мне уже трудно пережить.

– Вы выкручивались – писали им записки.

– Иногда выкручивалась, но сейчас и этого делать нельзя. Потому что наши переводчики, которые могут передать эту записку, уже сидят в совершенно другом конце зала.

– Необычные среди этих записок были?

– Первое выступление Алиночки после тюрьмы было на чемпионате мира 2003 года в Будапеште. Ей было очень, очень тяжело! Апатия, депрессия, она вообще не тренировалась, лежала... Иногда я с Кабаевой говорила на повышенных тонах, потому что не знала, как ее раскачать.

– Но раскачали?

– Бог дал знак, и я написала ей записку. Очень нежную! Очень мягкую! Слова сами как-то пришли. Потом мне рассказали: прочитав эту записку, Алиночка встала совершенно другим человеком. Видимо, я писала под диктовку свыше. Кабаевой нужно было именно это. Случайностей не бывает.

– Вы говорили о "тюрьме", имея в виду дисквалификацию?

– Конечно.

– Недавно актер Алексей Кортнев, он муж Амины Зариповой, рассказывал, что приезжал в Новогорск и заметил как тренировалась Алина Кабаева. Сбрасывала вес в каком-то немыслимом термокостюме.

– Ребята, лучше поговорим о Канаевой. Или о групповых упражнениях. О том, что случилось на Олимпиаде. Что вы хотите от Кабаевой? Все время о ней пишут невероятные глупости. Она уже и в суд подавала. Про Алину могу сказать одно – эта девочка пример для всех. Мы с ней перевернули художественную гимнастику. Сегодня в нашем виде спорта на Олимпиаде билеты продаются по 500 евро за штуку. И достать их невозможно. Вот что сделала Кабаева.

– Она для вас образец фанатичной работы?

– Фанатичной работы для меня не существует. Потому что фанатизм, как и безделье, наказуемы. Фанатизм везде отвратителен – и в религии, и в жизни, и в работе…

– Всегда так считали?

– Нет. Когда не считала – получала. Рвать когти никогда нельзя, иначе порвешь собственную физиономию этими же когтями.

– С каким характером вам пришлось особенно тяжело?

– Амина Зарипова. Еще, пожалуй, Яна Батыршина. Все они в какое-то время проявляли характер. Довольно тяжелый.

– Вы назвали как раз девочек, которые не стали олимпийскими чемпионками.

– Потому и не стали.

– Вы уверены?

– На сто процентов. И Оля Капранова по той же причине не стала.

– Вы наверняка читали интервью Батыршиной, в котором она вас попрекнула – дескать, Винер повторяла: "Без меня ты никто".

– Винер Яне Батыршиной, когда та была маленькой, приносила заколки, резиночки, всякие подарочки на каждую тренировку. Потому что ее ангельская улыбка доставляла мне колоссальное наслаждение еще в Ташкенте. Потом, когда я перебралась в Москву, родители Яны очень просили, чтобы и ее тоже забрала.

– Забрали?

– Да. Все здесь устроила и ей, и ее родителям. Все было здорово, она пришла на смену Амине Зариповой. Амина это восприняла нормально. Но когда Батыршиной на смену пришла Кабаева, Яна этого не могла пережить. Насчет моих слов – "без меня ты никто"... Это – бред. Я вообще так никогда никому не говорю. Наоборот, советуюсь со своими детьми. И я никто без спортсменки, и она – никто без меня.

– Вы – человек эмоциональный. Последние слезы?

– Последние слезы в моей жизни были восемь лет тому назад. После Олимпиады пришла Юля Барсукова и сообщила, что заканчивает. Я к этому не была готова. Рыдала целый день.

– Спортсменка влюбляется и это еще одна проблема для вас?

– Это самая моя любимая проблема! Когда девочки влюбляются – просто супер!

– Не слишком мешает?

– Только помогает! Я бы купила им всем женихов за любые деньги. Лишь бы они кем-то увлеклись. Чтобы было для кого открыть сердце. Обычно девочкам приходится все вдалбливать, а с влюбленными мы сразу находим общий язык. И тогда девочки совсем по другому раскрываются.

– Когда впервые убедились, что вам дан талант тренера?

– Никогда не анализировала этот момент, но всегда чувствовала – мне дано. Потом произошел случай. Сын оказался в больнице, я сидела с ним рядом, а в голове все время вертелось: идут соревнования, там выступают мои маленькие... Они тогда были совсем крошками. Я не в силах была отогнать эту мысль и готова была себя удушить. Хоть могла бы послать гимнастику в тот момент подальше. Тогда и поняла, что я – "конченый" человек. Человек-тренер. Мне это дано и надо идти по этой дороге, не сворачивая.

– В вашем виде спорта предательство на каждом шагу?

– Я такого не терплю. Мои дети знают, что первый тренер – это святое. В интервью обязательно надо вспоминать.

– Неужели вас никогда не предавали?

– В Ташкенте у меня дома жила гимнастка Марина Николаева. Я относилась к ней как к дочери. Отец ее воевал в Афганистане, мать там жила на линии огня. Потом они перебрались в Москву. Мать Марины тоже тренер по художественной гимнастике. Решив, что дочь уже всего добилась, взялась лично ее тренировать. Марине – прямо как у Шекспира – в уши влили яд. Мне даже не давали с ней поговорить по телефону. Это была трагедия. Через много лет она пришла просить прощения.

– Простили?

– Конечно. К тому времени у Марины уже был ребенок. Говорю: "Можешь представить, что его отнимут?" "Да вы что!" "Теперь представь мои чувства. Тебя оторвали у меня от сердца". Через несколько дней Николаева приехала снова: "Я не могу спать. Чувствую, Ирина Александровна, вы не простили". "Почему так думаешь?" "Мне снится один и тот же сон. Что я умерла, а ко мне никто не приходит на могилку…"

– Что ответили?

– Предложила работать со мной. И она состоялась уже как тренер. Потом с мужем уехала по контракту в Австралию. Об этой работе Марина давно мечтала. Постоянно звонит, пишет.

Был еще случай. Привезла из Чимкента в Ташкент Лену Холодову. Причем вместе с тренером. Сделала им квартиру. Когда Лена поднялась, и я объяснила, что она может войти в тройку на чемпионате СССР, тренер решила, что дальше все сделает сама. Итог – 18-е место. Холодова стала поправляться. Я поставила жесткое условие: "Вход в зал только через весы". А тренер говорила: "Да ну эту Винер! Ты уже взрослая девушка. У тебя должна быть попа и грудь". И Лена с гимнастикой закончила. Хоть красоты и таланта была неописуемого. Она долго работала в Малайзии. Потом написала, позвонила. Сейчас дружим. Я даже ездила к ней с командой в Малайзию.

– В чем была суть претензий к вам международной федерации перед Олимпиадой?

– На дисциплинарную комиссию меня вызывали по материалам журналистов из интернета. Я после чемпионата мира давала неосторожные интервью, которые интерпретировались еще более неосторожно. Журналисты меня спрашивают, почему дисквалифицировали судей. Я отвечаю: "Потому что они разговаривали" "А почему другие судьи разговаривают, и никто их не дисквалифицирует?" "Потому что это другая бригада, они имеют право договариваться…"

– И что?

– Так во главу угла ставилось: "Винер сказала, что судьи договариваются". И все, имидж художественной гимнастики унижен. Разбит. Уничтожен. Статья номер такая-то.

– Теперь вы осторожнее?

– Не то, что "осторожнее", просто сейчас визирую все интервью. С журналистами разговариваю недолго и нечасто. А вот по телевидению, в прямом эфире, пожалуйста, могу сказать все, что угодно.

– Чувствуете, что мужчины вас боятся?

– Нет. Впрочем, с мужчинами мало общаюсь. Разве что с большими начальниками. Когда иду к ним на прием, всегда стою, как и полагается восточной женщине. Они говорят: "Садитесь". Отвечаю: "Не могу. Перед мужчинами надо стоять". После этого обычно решается любой вопрос (смеется). Но я не лукавлю. Хоть и считаюсь деловой дамой, мужчина есть мужчина. Его надо уважать. Это и в каббале написано. Хоть без женщины он не получает энергию Творца.

– Иногда люди дают очень интересные ответы на вопрос "в чем секрет вашего успеха". Что скажете вы?

– Бог дал талант. А я поняла, что его нужно отработать. И сделала выбор в сторону того, что дал Бог.

– Хоть раз ловили себя на мысли, подъезжая к базе в Новогорске: "Как же не хочется туда идти"?

– Думаешь об этом лишь когда вечером еле доползаешь до кровати. Говоришь себе: "Все, завтра на тренировку не пойду! Буду отсыпаться". Ровно в девять утра у меня открываются глаза. Как у Франкенштейна. Смотрю на часы: "Хореография уже началась. Ну и бог с ней. Дальше буду спать". Но заснуть уже не могу. Встаю и еду в зал.